Ты говоришь, как правило, то, что меня убьет.
(с)
(с)
Да нет, это я, как правило, говорю это. Или мы оба: болтаем-болтаем-болтаем, расковыривая старые, постепенно затянувшиеся, раны. А потом расходимся по разным углам комнаты, чтобы их зализать, как это умеют делать кошки. И всё это для того, чтобы потом, нацепив на себя псевдо улыбки сойтись посреди одной крохотной комнатки вновь и заняться этим нашим неблагодарным, но таким любимым делом.
Что это? Действия во имя блага или обычный мазохизм. Зачем нам это? И чтобы было, если бы этого не было – может быть что-то ужасное, как это вот самое, кошмарно построенное предложение.
А может… Нет, я не буду писать, что а может, все наоборот, было бы расчудесно – думаю. Что это совсем не то.
Не было бы больных слов, не было бы нас.
А мы есть вот такие и других представить очень сложно. Хотя порой очень хочется, на самом-то деле!
Наступающие на больные места друг другу; поучающие; знающие, как надо на самом деле, но вместе с тем, вечно во всем сомневающиеся. А еще: порой очень чуткие, принимающие и даже понимающие, поддерживающие друг друга и вместе развивающиеся.
«Эта девочка как раз находится в том возрасте, когда весь мир воспринимается почти исключительно амбивалентно: в одной вещи сразу умещается и хорошие, и плохое. Она подросток, ей 16» - фраза из контекста одного из вчерашних супервизоров.
Мы подростки, только нам уже далеко не 16 лет.
Кажется, наступила весна. Я очень хочу, чтобы она отличалась от предыдущих. Чтобы наконец-то всё было хорошо.
Ты говоришь.
Я говорю.
Мы…